Представление о государстве, подчиненном законам, установленным Богом; и в то же время становимся свидетелями удивительной снисходительности Того, Кто, будучи великим Богом неба и земли, может, однако, снизойти до того, чтобы рассудить одного человека с другим по случаю смерти вола (22,10); одежды, отданной под залог (ст. 26); чтобы заботиться о потере рабом зуба (21,27).
Характер наказаний, представленных нам в 21-й главе, заключает в себе для нас двойной урок. Эти наказания и эти постановления дают нам двоякое свидетельство, двоякое указание и представляют две стороны той же картины. Они являют нам Бога и человека.
Что касается Бога, то Он, мы видим, дарует законы непреложной, нелицеприятной и полной справедливости.
Око за око; зуб за зуб; рука за руку; нога за ногу; обожжение за обожжение; рану за рану; ушиб за ушиб (ст. 24-25)
Он усмотрел все; Он определял права каждого во всех отношениях; здесь не было никакого пристрастия, никакого лицеприятия, никакой разницы между богатым и бедным.
Закон является не противоположностью заповеди о любви к ближнему, а начальной, низшей, стадией ее исполнения. Благодаря ему человек нравственно дикий, с «необрезанным сердцем» (Лев. 26, 41; Иез. 44, 6–7), постепенно приучается относиться к ближнему, как к самому себе, ибо знает, что его постигнет то же, что он причинит ближнему. Однако уже в древние времена существовало устное предание, возводившееся к самому Моисею, о том, что данный закон имеет в виду не буквальное нанесение преступнику телесных повреждений, а взыскание с него определенной платы. При такой интерпретации выражение «око за око» понимается как «[цену] глаза [до́лжно отдать взамен] за выбитый глаз». Назначить же цену должен сам пострадавший, и поэтому предписание прямо следует за 22-м стихом, где сказано о пени, которую «наложит на него муж той женщины», т. е. о пени, произвольно назначенной потерпевшим (разумеется, в пределах, установленных традицией).
Что касается человека, то приходится поражаться, вникая в эти законы, заключающимся в них хотя и косвенным, но несомненным откровениям страшной развращенности человеческой природы. Тот факт, что Всевышнему пришлось издавать законы, карающие те или другие преступления, доказывает, что человек способен бы их совершать. Таким образом, он упал донельзя низко; природное естество его крайне испорчено, так что от подошвы ноги до темени головы нет у него морально здорового места.
Как могло бы существо, столь испорченное, безбоязненно пребывать в свете присутствия Божия? Как предстанет пред престолом Бога? Как вступит чрез жемчужные ворота на улицу Нового Иерусалима из чистого золота (Откр. 4,6; 21,21)? Ответы на эти вопросы открывают нам чудеса любви, спасающей нас, и вечную силу крови Агнца. Как ни велико падение человека, любовь Божия неизмеримо больше, как ни чудовищно его преступление, кровь Йешуа вполне может его изгладить, как ни широка пропасть, отделяющая человека от Бога, крест проложил чрез нее путь. Бог снизошел до грешника, дабы излить на него бесконечную благость, навеки соединив его со Своим Единородным Сыном. Невольно мы восклицаем:
Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими (1 Иоан. 3,1)
Одна лишь любовь Божия могла исследовать всю глубину падения человека, и одна лишь кровь Мессии могла превзойти ее. Самый безнадежный грешник, верующий в Йешуа, может радоваться, имея уверенность, что Бог его видит и объявляет, что он «чист» (Иоан. 13,10).
Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет; а в седьмой пусть выйдет на волю даром. Если он пришел один, пусть один и выйдет. А если он женатый, пусть выйдет с ним и жена его. Если же господин его дал ему жену, и она родила ему сынов или дочерей, то жена и дети ее пусть останутся у господина ее, а он выйдет один. Но если раб скажет: люблю господина моего, жену мою и детей моих; не пойду на волю, то пусть господин его приведет его пред богов (т.е. судей) и поставит его к двери, или к косяку; и проколет его господин его ухо шилом, и он останется рабом его вечно (гл. 21,2-6).
Слуга был совершенно свободен распорядиться, как ему угодно, относительно самого себя. Он исполнил все, что от него требовалось, и поэтому мог теперь идти, куда ему хотелось, сохраняя неприкосновенную свободу; но из любви к своему господину, к своей жене и детям он мог добровольно обречь себя на вечное рабство; и не только это: он мог еще пожелать и носить на своем теле печать этого рабства.
Все это прообразно относится к Мессии Йешуа. В Нём мы имеем Того, Который до создания миров Вселенной пребывал в неразрывной связи с Отцом, составляя вечную радость Отца; Он имел власть вечно пребывать в положении, присущем Ему, выходить из которого ничто Его не обязывало; ничто, кроме любови. Он горел такой любовью к Отцу, о намерениях и славе Которого шло дело; такою любовью к Церкви и к каждому из ее членов, спасти которых жаждал, что добровольно сошел на землю, уничижил Самого Себя, приняв образ раба и печать рабства, оставаясь послушным до смерти и смерти крестной. В послании к Евреям 10,5 сказано: «Ты уготовал Мне тело». Псалом 39-й является выражением послушания Йешуа Отцу для совершения Его воли.
Тогда Я сказал: вот, иду; в свитке книжном написано о Мне: «Я желаю исполнить волю твою, Боже Мой, и закон Твой у меня в сердце. (Пс. 39, 8-9)
Он шел исполнить волю Божию, какова бы она ни была. Никогда не творил Он воли Своей, даже и призывая к Себе и спасая грешников, хотя несомненно, что все Его любящее сердце, все движения Его души принимали деятельное участие в этом славном деле.
Все, что дает Мне Отец, ко Мне придет, и приходящего ко Мне не изгоню вон; ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца. Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день (Иоан. 6,37-39; ср. Матф. 20,23)
Положение раба, принятое Господом Иисусом, ясно представляется нам здесь. По неизреченной благодати Своей Он считает Себя обязанным принять всех, входящих в планы Бога; и не только принять, но и сохранить их во всех трудностях, во всех испытаниях их земного странствия, пребывать с ними в минуты смерти, когда она приходит, и воскресить их в последний день. В какой безопасности находится самый слабый член Церкви Божией! Он является предметом вечной заботы Божией; и Йешуа сделан поручителем ее проявления. Йешуа любит Отца, и мощная сила этой любви служит мерилом защиты для каждого из членов искупленной семьи.
Таким образом, в рабе еврейском мы открываем прообраз Йешуа в Его полном повиновении Отцу. Но это не одно повиновение. «Люблю жену мою и детей моих.» — «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистить банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющей пятна или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф. 5,25-27).
Глубина любви Йешуа должна преисполнить сердца наши беззаветной преданностью Тому, Кто мог явить любовь столь чистую, столь совершенную, столь бескорыстную. Могли ли жена и дети раба не любить того, кто из желания остаться с ними раз и навсегда отказывается от своей свободы? Любовь Мессии побуждала Его помышлять о нас ранее сотворения веков, заставила Его посетить нас, когда для этого настал срок Божий, добровольно занять место у «косяка двери», пострадать за нас на древе Голгофы, чтобы Он мог возвысить нас до Себя, сделать нас сонаследниками Своими в Своем Царстве и в вечной Своей славе.